Мы стояли на платформе у первого пути. Стас улыбался – широко и счастливо, но как будто не нам, а самому себе. Я плакала, не пытаясь скрывать или перестать. Но никто не раздражался и не жалел, не обращали внимания.
Проводница вышла к двери с флажком – отъезжаем. Стас поднялся. Теперь улыбнулся нам, сложил руки к сердцу, потом поднял вверх правую ладонь. И уехал.
– Я на стоянку, пойдём подвезу тебя, – предложила Аня Генке. Тут же обняла меня, сказала «Не плачь» и тоже заплакала. У метро мы разошлись.
Утром следующего дня я ждала электричку на город. Было сыро, я вспомнила, что именно такой сыростью пахло осенью в детском саду, в нетопленом ещё помещении средней группы. Вспомнила, как каждый день тогда ждала завершения нелюбимого сонного часа. А на полдник давали кекс с маком и горячее невкусное какао с противной молочной пенкой. А кекс я любила безумно, одна из немногих, и многие просто отдавали мне свои кексы. Потом дома, где тоже было сыро, но тепло, я каждый вечер рисовала и вырезала из бумаги платья для плоских кукол. И очень старалась, хотя это было какое-то никому не нужное дело.
Справа, на запасном пути стоял длинный состав с непонятным царапающим названием ЦМПР. Я увидела, что приписан он к станции Пинск, и вспомнила, что к ноябрьским праздникам через наш посёлок уже пустят поезда городских линий.
