через пять, на пятый, на пять

Сегодня я была на узи.

Пять месяцев назад на таком же узи у меня впервые в жизни обнаружилась миома. Квадратносантиметровая, а врач называл её «маленькая», но сам факт, что за полгода внутри меня вырос не понятно по какой причине этот лишний квадратный сантиметр, меня очень насторожил. Напугал.

А все, кому рассказывала (а я ж рассказывала всем), начали утешать: ой, брось, у всех миомы, ну и что, и ничего такого.

Но я всё равно на следующее узи пошла не через шесть месяцев, как было рекомендовано, а через пять. На пятый день цикла, как положено. И записалась на пять часов вечера. В клинику женского здоровья «Ева» и именно на Интернациональную, 31, где на открытии пила глинтвейн и ела пирожные.

Прямо на входе слева там висит большая картина: ангел забрался на коробки и заглядывает в один из ящичков большого комода (в белорусском языке, как и в немецком, есть прекрасное, не имеющее аналогов в русском слово «шуфлядка»). Шуфлядок много и в них лежит «Всё, что я люблю» (так называется картина).

Желания, жуки, радость, трусики, счастье, тишина, осень, конфеты...

Интернациональная, 31 это рядом с Октябрьской площадью (на которой уже огромная ёлка, и всё светится, а из будочек с сувенирами гремят весёлые новогодние песни), рядом с Ратушей (где тоже будочки и ёлки), рядом с храмами и с многочисленными ресторанчиками Верхнего города (где почувствуют праздник те, кто не чувствует его на площадях). В Минске очень холодно, сыро, и туман, и грязь от песка и соли, но праздник есть. Потому что в праздник, если он большой и настоящий, как Рождество, праздник будет у всех, даже у тех, у кого миома.

Разложить всё по ящичкам, чтобы не пылилось и никуда не делось. А ящичек подписать, чтобы не забыть, какое именно любимое в нём спрятано.

Потом, когда нужно счастье, открыть и взять его, как жука, конфету, камушек или трусики. Это, конечно, немножко не по-настоящему, но мы ведь и не мечтаем о том, что, действительно, может случиться в настоящей жизни.

А в настоящей жизни – миома.

Которая кстати за пять месяцев с момента её обнаружения не выросла ни на миллиметр.

Поэтому картина на входе в клинику на выходе показалась мне прекрасной.

получилось запомнить

Приснился сон, что я где-то в чужом городе, в чужом доме. Беру чужую машину и еду в аэропорт, чтобы посмотреть расписание вылетов, а куда и не снилось. Еду, а ногам неудобно, тесно-тесно. Остановилась, поправила кресло, поехала и тут что-то жёлтое, длинное резко справа. Я руль вывернула, объехала ловко, сама собой погордилась, но вижу – зеркала нет. Отвалилось. Еду дальше без зеркала, вдруг резко темно становится, а я свет включить не могу. Скорость сбрасываю, но еду. Еду в полной темноте. Кто-то пробегает прямо перед машиной. Мне не очень-то и страшно, хотя и не по себе. Вдруг вижу впереди ворота, за ними – трасса ярко освещённая. И вспоминаю, что я же без прав. И тут же останавливает меня полиция. Женщина, красивая-красивая. Ничего не просит и не спрашивает, как будто она и так уже всё знает. Стоит рядом, смотрит в сторону, как будто ждёт кого-то.

Тогда я проснулась. И удивилась, какой сон понятный. Пытаюсь делать что-то бессмысленное при том, что не имею права.

вопрос про коробочку

Идёт лёгкий снег хлопьями. Очень мокро и грязно от песка и соли. От хлопьев щекотно лицу. А ещё чешется лоб из-за шерстяного берета.

Прячусь под крышу остановочного павильона. Рядом со мной дёргается пожилой мужчина. Наверное, у него нервный тик. Потом он частит, не глядя на меня, из-за чего я не сразу понимаю, что он ко мне обращается: «Добрый день! А это у вас специально для талончиков коробочка?» Почему он спрашивает именно меня? Или он тренируется на мне преодолевать свою застенчивость? Мне ужасно от того, что чужой человек опять ко мне пристаёт.

Они чувствуют что ли, или я выгляжу, как человек, который обязательно на вопрос ответит?

Я не здоровалась с ним. Я по инерции ответила, что коробочка – для визиток. Он сказал: «Очень красивая!», а я от злости на саму себя с ума сходила, но всё равно ответила спасибо, и отошла, и отвернулась. Мне было очень неприятно.

Но я не здоровалась с ним.

ещё раз две цитаты

Трусость – самый страшный человеческий порок.

Михаил Булгаков

Любая трусость происходит от нелюбви.

Эрнест Хемингуэй

мячик, беленький и русый

История вспомнилась в канун Рождества, когда мы по традиции думаем, что бы такое им подарить, этим немцам, у которых всё есть...

Летом в Берлине каждый день, в который была хорошая погода, мы с Ленусей играли в пинг-понг.

Во-первых, по совету офтальмолога. В июне Лена делала справку к школе (мы всегда её делаем заранее) и на приёме у врача обнаружилась предрасположенность к дальнозоркости. Врач насоветовала для профилактики в том числе пинг-понг. Во-вторых, потому что в нашем и в каждом из окрестных дворов врыт теннисный стол со встроенной сеткой. В нашем именно дворе на этом столе всегда в прайм-тайм сидят какие-то полные длинноволосые женщины и стоят какие-то бутылки (без шуток). Ну, мы ходим в соседний двор или через дорогу, на детскую площадку в центре овала беговой дорожки, где стоит стол, который никому, кроме нас, никогда не нужен.

Однажды пришли к столу после обеда, хотя тянуло облака. Обычно играем час. Минут через двадцать стал накрапывать дождь. Когда дождь хлынул, мы убежали под дерево.

Лихо управляя с помощью джойстика моторизованной инвалидной коляской, приехала и спряталась рядом с нами пожилая худенькая женщина в брючном костюме цвета хаки, с аккуратным каре и в круглых очках.

Скоро дождь закончился и мы снова вышли играть.

Тогда, видимо, от огромной песочницы, отгороженной от нашей площадки высокими зарослями кустов, к нам пришли два невысоких худеньких мальчика лет по пять.

Один русый, лохматенький, с налезающей на глаза чёлкой, второй – с по-немецки белыми, стриженными ёжиком волосами. В остальном они были очень похожи, как братья. Даже роста были одного. В маечках, шортиках и кроссовках.

Вот они пришли, ничуть не смущаясь. Русый потрогал мокрый стол и говорит: «Was ist das?» Что это? И смотрит на меня. Я отвечаю: «Wasser...» Вода. Он не удовлетворился. Оказалось, он не про воду спрашивал, а про стол. Как будто они не видели раньше этого теннисного стола. Как будто они вообще никогда не видели теннисных столов. Поэтому я не сказала «Это – теннисный стол», я сказала: «Стол для игры».

Мы снова стали играть, и это произвело на них эффект. А больше всего – мячик.

Опять приехала женщина на коляске. Нетрудно было подслушать, что это их бабушка. Она отозвала мальчишек, несколько раз повторив «Не мешайте!» Она, действительно, переживала, что они нам мешают.

И вот семейство обосновалось метрах в пяти, и мальчишки наблюдали за нами, ни на секунду не успокаиваясь. То они садились бабушке на коленки, то прямо на асфальт, то просили попить или поесть, и бабушка вытаскивала из пакетика (не печеньку) кусочки свежего оранжевого болгарского перца. Потом я услышала, как русый сказал «Ich möchte auch» (я тоже хочу), и мальчишки убежали. Бабушка уехала за ними.

– Писать пошли, – сказала Лена.

Я удивилась. Я не подслушала никаких «писать». Позже выяснилось, что в Берлине вместо pipi machen говорят puhlen. И мой не знающий немецкого ребёнок это знает.

Через три минуты немцы вернулись. Теперь мальчишки вели себя более активно. Залезли под стол, откуда были тут же бабушкой выгнаны. Наконец русый, дождавшись очередной моей подачи, встал передо мной и спросил: «Können Sie Deutsch?» Вы говорите по-немецки?

Я сказала, что немного, и поскольку видела, что ему неймётся, добавила: «Möchtest du etwas fragen?» Ты хочешь что-то спросить?

«Ja», он кивнул и поинтересовался: «Откуда вы?»

Я положила ракетку на стол и старательно, мне очень хотелось, чтобы ребёнок меня понял, рассказала: «Мы – туристы. Мы из Беларуси. У нас отпуск и мы здесь отдыхаем». В этот момент бабушка, которая тоже слушала внимательно, закивала: «Я, я! Русланд!»

Русый тоже покивал, как будто всё понял. Мы продолжили играть и я услышала, как он спросил у бабушки, что такое туристы. Бабушка объясняла.

И дальше до ушей моих дошло, как бабушка рассказывает внукам, мол, я тоже немного знаю по-русски. Ja будет да, Brot будет хлеб... Потом бабушка задумалась, а я не удержалась и продолжила: Oma будет бабушка.

«Бабушка!», – бабушка радостно всплеснула руками и заобъясняла внукам. Те, прыгая, повторяли: «Бабушка. Бабушка». Естественно, хотя совершенно не понятно почему, с ударением на «у».

И всё ещё мальчишкам не давал покоя теннисный мячик. И вот беленький, он был непослушнее, тоже собрался с духом и обратился ко мне с вопросом, мол, а можно, когда ваш мячик улетает, не вы будете за ним бегать, а мы?

Я замялась, а мальчишка стоял передо мной, как грибочек, и настаивал: Ja oder nein? Да или нет? Вот, мужчина!

Я сказала да.

Они разделились. Беленький встал возле Лены, русый возле меня. Бежали за мячиком, когда мы его пропускали.

Играть нам, конечно, стало неуютно. (Лена потом говорила: «Как же не по себе было, когда мальчик за мячиком с места срывался!»). И хотелось, и не хотелось упускать мяч.

Надвигалась новая дождевая туча.

Один раз мальчишки за мячик подрались, но негромко. Русый победил и сказал: «Здесь – я, ты – там». А потом ещё к беленькому подъехала бабушка и точно, как любая из наших бабушек, грозя указательным пальцем, отчеканила: «Будешь баловаться – пойдём домой».

У меня играть «лучше» получалось. Мяч улетал чаще. Беленький выжидал, а русый бегал, поднимал мячик из мокрой травы, читал, что на нём написано. «Бабушка! Мяч из Китая. Может, они тоже из Китая?» Он уже забыл про Беларусь.

Я спросила русого: «Ты уже умеешь читать?»

– Конечно, – сказал он, – я ведь уже хожу в школу.

– Сколько тебе лет? – я вообще удивилась.

Он сказал, что семь, а брат тут же показал на пальцах, что ему шесть.

Скоро, когда русый в очередной раз принёс мне мячик, я наклонилась к нему: «Нам уже нужно идти домой». И вернула мячик ему в руки: «Это – подарок для тебя». Понимая, что один – мяч раздора, – вытащила из кармана и запасной: «А это – для твоего брата».

Видели бы вы, сколько было счастья. Они смотрели на уходящих нас, как в начале истории смотрели на мячик. Только у беленького на лице по соседству со счастьем рождалась ещё почему-то забота. Беленький прервал торжественность момента. Он закричал мне: «У тебя дома есть ещё мячи?»

Ещё долго мальчишки тайно смотрели нам вслед из кустов.

Беленький совсем разбеспокоился. Или дома ждал ещё один братец, или мало было беленькому одного мяча, или переживал, что нам нечем теперь будет больше играть.

прямо перед поездом

В доме – лампа. На улице – луна.

Холодно. Но красиво.

До моего дома ещё ехать.

и неизвестно, когда я уйду

«Сотни вёрст пустынной, однообразной, выгоревшей степи не могут нагнать такого уныния, как один человек, когда он сидит, говорит, и неизвестно, когда он уйдёт».

А. П. Чехов, «Дом с мезонином»

Я ем пирог, за который он заплатил. Вкусно, хоть, вроде, я не голодная.

Он ест моё время.