Плохому человеку очень выгодно, чтобы ты был хорошим.
Я мучаюсь от этого. От того, что он плохой и что меня вынуждает плохой становиться.
Потому что я не хочу быть ему выгодной.
Не хочу мучаться из-за того, что молодой человек изо всех сил упирается, чтобы я для него зарабатывала зарплату. Не хочу мучаться из-за того, что вижу, как сильно ему нужны эти деньги. И как, возможно, и подсознательно, но старательно, изощрённо он делает всё, чтобы эти нужные ему деньги зарабатывала я, может быть, ещё Катька или Настёнка. Но только не он сам.
Мне кажется, что, если бы он был уверен, что останется безнаказанным, он бы ударил меня или даже убил, если бы был уверен, что ему за это заплатят так необходимые ему деньги. Небольшие, но так необходимые.
И всё же, всё же, подвижки есть. Он перестал выходить курить, а глотает какие-то пастилки, то есть он всё время на работе, то есть он теперь ещё чаще моет руки.
На электричку успела только на 19.
В поезде мальчик в летней форме детского железнодорожника.
Лет тринадцати. Такой взрослый. Открытый. Попросил меня посмотреть за вещами, пока он сходит к табло.
Вернулся – поблагодарил.
И я сразу вспомнила, что Ленуся стала матусей, порадовалась за взрослеющих детей.
Взрослеющих вот так – по-честному, по-правильному.
И мне было очень хорошо.
А потом на какой-то станции в поезд, видимо, не зашёл кто-то, кого мальчик этот ждал. И он опять попросил кого-то посмотреть за вещами и пошёл по поезду этого не зашедшего искать. В одну сторону сначала, потом в другую.
И сердце моё провалилось опять в какое-то тёмное отчаяние. Безвременное, безграничное и бессильное. Отчаяние ребёнка, взрослого, но ребёнка, вынужденного помогать взрослому и не имеющему на это ни сил, ни возможностей.
__________
Комментариев нет:
Отправить комментарий