меньше стала его бояться

Как-то легко в этот раз испекла лебкуханы, между делом, делая всякие дела и уборку.

Муку взяла динкелевую – динкель (она же спельта).

Тесто раскатала в круглые пряники всё без остатка, без обрезочка. Орехов хватило один в один без двух, а на два последних лебкухана я положила разрезанный пополам бразильский.

Сколько бы ни учился на чужих ошибках, а научишься только на своих. Ещё один урок: всё-таки, если аниса нет, за дело лучше не браться. И мука всё-таки нужна – привычная наша пшеничная.

Год назад в это время деваться было некуда от знания, что ничего не будет, а если будет, то ничего хорошего. В пять вечера я радовалась, что темнеет, что скоро спать. Спустя год, сегодня, в пять вечера, переделав кучу дел (и за сегодня, и за год), я собираюсь в город: на почту за подарком, на бассейн, потом гулять. И это ещё даже не начало.

Всё это – после чая с пряниками, конечно, из которых, конечно, в последнюю очередь съедаем орех

прихожу домой и вижу открытую бутылку со спиртом

Ленуся красила волосы, выпачкала воротник байковой светло-зелёной рубашки от Eddie Bauer, которую при цене в сорок евро я купила за четыре в аркадах на Потсдамере, когда там ликвидировали магазин. Рубашке уже девять лет, но она до сих пор идеальная (хоть и носим мы её уже обе и чаще дома), все пуговички и шовчики на месте. И вот Ленуся в этой рубашке красила волосы, хотя для «краситься» у нас предусмотрены старенькие футбики. Выпачкала синей краской (смесью красной и голубой) воротник. Я посоветовала застирать хозяйственным мылом. Но она сказала, что краску хорошо оттирает спирт (она вот с ушей оттирала), намочила ватную палочку и, действительно, краску с рубашки отчистила, пока я варила суп.

Суп был из тыквы и петрушки. Петрушки было много, и суп вышел цвета не жёлтого, а горчичного. Я добавила в него молочного цвета адыгейский сыр. Ещё перцы: чёрный, белый, розовый и зелёный. И тыква, и петрушка, и фокачча из Brø Bakery, которая к этому супу подошла идеально, достались мне в подарок.

победили патисьер

Эта маленькая победа – огромная. Можно было бы смело за неё выпить. У меня, например, есть гайст. Малиновый. Как настоящий немецкий, но сделанный в Беларуси, в Бресте. Новый продукт Брестского ликёро-водочного. Продукт натуральный.

Ещё есть бальзам, в котором я замачивала фрукты на рождественский кекс. Я щедро замачиваю: складываю в банку полстакана клюквы и стакан сушёного винограда и бальзамом заливаю сверху – выливаю все пол-литра. И настаиваю долго, несколько дней, неделю. Потом фрукты в кекс, а бальзам – в бутылку, он становится ещё вкуснее и густой.

Ещё у меня есть спирт. Подаренный. Произведённый на маленьком заводике где-то у границы. Чистейший. Пахнет зерном. Можно открыть бутылку и нюхать, нюхать.

Но завтра на бассейн. В бассейне всегда пробуждается жажда раззудить плечи и размахнуть руками. Никакого алкоголя короче заранее. Да-да.

а кто-то ждет

Все ждут Нового года. А ещё настроение хорошее из-за снега и из-за мороза, из-за которого снег остаётся. Из-за снега светло. Хорошо видно снежинки из бумаги на окнах детского сада. И маленькую бабушку, которая ведёт на поводке маленькую толстую чёрную собачку до почтового ящика. Идут обе медленно, переваливаясь. Доходят, и бабушка бросает письмо. Кто-то пишет ещё бумажные письма.

на целых семь минут

Утром повернула только к станции, а электричка уже подъезжает к платформе. Нелепость какая-то. Я подумала, что поезд встанет и будет ждать под обгоном. Но двери открылись, закрылись, и ту-ту.

Прихожу на станцию. Там другие недоумевающие люди. Оказывается, с сегодняшнего дня поменяли расписание. Электричка на семь минут раньше.

Я позвонила, предупредила, что так и так, и пошла на маршрутку, которая должна была приехать только через двадцать минут. Она так и приехала. В общем, я не сильно опоздала. А вообще сегодня не только я опоздала, потому что снег. Автобус пришёл через две минутки от вовремя, и всё – ты уже не успеваешь на первый поезд в метро и на работу приезжаешь на десять минут позже.

К счастью, воскресенье, и моё опоздание не имело больших последствий. Наоборот – порадовались (и я), что буду приезжать раньше.

Ну, и как всегда. Хотела написать не об этом и не так, но написалось так и об этом. Завтра, может, подкорректирую, а теперь спать.

Снег у нас не чистят. У нас тут васнецовские сказочные фоны

без ветра

По дороге домой видела миллион гуляющих людей: с детьми, колясками, собаками.

Однажды я спросила у Юстаса, сколько учеников покинули Черепаший остров из-за ссоры или обиды. Он не колеблясь ответил: «Восемьдесят пять процентов. Хотя мой руководитель проектов сказал бы, что девяносто пять».

Ладно. Давайте округлим до девяноста. При такой цифре трудно не поставить под сомнение лидерские качества Юстаса. Ведь, как-никак, Черепаший остров – это его мир, и он отвечает за то, что происходит в этом мире. И если люди его покидают, значит, где-то в плане допущена ошибка. Будь я держателем акций компании, откуда ежегодно 90 процентов сотрудников увольняются сами или их увольняют, у меня возникло бы желание задать директору пару вопросиков по поводу его стратегий руководства.

С другой стороны, вполне может быть, что это совершенно нормальная цифра. Может, и не должно быть легко оставаться на Черепашьем острове. И это по силам лишь десяти процентам людей. Возьмем для сравнения «морских львов». Как много новобранцев способны ими быть? Самые сильные, так?

Elizabeth Gilbert, The Last American Man