была тогда и осталась сейчас

Мы – жертвы чумы двадцатого века; но в данном случае это – не Чёрная Смерть, а Серая Жизнь.
Олдос Хаксли

Утром с однокурсниками обсуждали оскароносцев. И я сразу решила сходить на «Зону интересов». Посмотрела расписание. Решила ехать в Целлендорф. Мне хотелось смотреть кино именно там.

Я спланировала: Zoo, потом пешком до Шарлоттенбурга, оттуда пешком в кино, оттуда на метро до лавки Mały Książę. (На Südstern, через дорогу от моей чёрной церкви, на Lilienthalstraße, 6 –  кафе-магазинчик польских продуктов.) От лавки снова на метро до Rudow'а, оттуда – домой.

Но на Zoo оказался симпатичный кинотеатрик Delphi. И как раз через полчаса там был сеанс. Я пошла туда.

Шла быстро и думала: чтобы кто-то что-то прочитал, надо, чтобы кто-то что-то написал сначала...

Двери кинотеатра открыли ровно за полчаса до сеанса. Людей было много, почти все пожилые. С билетами брали заодно кофе, поесть что-то. Я взяла еспрессо. Кофе был отличный.

В зале потом никто не ел.

Рекламу показывали полчаса. При приглушённом свете.

Потом закрыли занавес, полностью выключили свет, снова раздвинули шторы и начался фильм.

Фильм прекрасный. Награда заслуженная. За звук – потому что лагерь только слышно. Показывают лишь верхушки крыш и дым печей иногда далёким фоном. А слышно лагерь постоянно. Крики солдат и заключённых, выстрелы... и постоянный, постоянный гул печей. Когда действие переносится в другое место – этот гул пропадает и ты оказываешься, кажется, в кромешной тишине.

Комендант, семья которого – действующие лица, – не показан жестоким. Он аккуратен, стильный (Парфёнова напоминает), деловитый. Не скажешь даже, что он идейный фашист. Просто человек, выполняющий свою работу. Жена его и вовсе ещё проще.

Ничего стереотипного. Никакого клишированного зверства. Обыденность... 

Да, они знают, что в нескольких метрах постоянно убивают людей. Но они вообще никак к этому не относятся. Вообще никак... в этом самое страшное.

Эпизод с шубой и помадой – один из краеугольных. Может, для меня, потому что я женщина. Резкий контраст. Шуба шикарная. Шубка! Роскошная! Невозможно представить, что женщина, которая её носила, – не в опере, в лагере, стала животным, стала неживой. А жена коменданта – некрасивая, вымотанная рождением пятерых детей (пятый – только-только рождённый, он, кстати, всё время орёт и этот крик страшно выматывал меня, хотя я нормально к шуму отношусь, но все действующие лица как будто его не слышали). На немке эта шуба – чужая. Абсолютно во всех смыслах. Но она убирает её в шкаф. А до этого достаёт из кармана помаду в очень красивом футлярчике.

Она тщательно отмывает детей от сточных вод лагеря, попавших в реку. Она же красит губы чужой помадой. Никто не стал бы красить губы помадой человека, которого он человеком не считает. Их система ценностей – не понятна. Это самое страшное.

Что будет с тем, что ты сделал? Что ты оставишь после себя? Обязательно надо сомневаться в том, что ты делаешь. Что бы ты ни делал.

Рядом с лагерем обычная жизнь. И сейчас в лагере обычная жизнь.

В польской лавке набрала мягкого творога, сметаны, взяла пачку масла. Очень сильно упал вдруг сахар. Ела масло по дороге.

Какое оно вкусное!

____________

Если вы хотите меня поддержать – слушайте мои книги.