Хотя печь в горячем цеху и там, даже несмотря на вентиляцию, жарко, считается, что на печи работать легче. По дороге на работу я думала даже написать Катюшке: «Иди сегодня на печку!» А сама – в холодный цех. Потому что Катюшка жалуется, что ей тяжело в холодном. А мне кажется, что в холодном легче.
Но когда я приехала на работу, я ничего не сказала, потому что печка сломалась. В три часа ночи. И до полудня, когда её починили, мы работали через конвектомат. Ротационка – на шестнадцать листов. Конвектомат – на три.
Одна посадка булки для гамбургера на ротационке отпекается 25 минут. То же количество булки отпечь в конвектоматике – больше двух часов. И речь только о количестве, не о качества, ведь надо эти шестнадцать листов ещё разрулить, чтобы булка не перешла.
Обычно утром мы заканчиваем ночную выпечку. Последняя посадка идёт в ротационку самое позднее в восемь утра. Сегодня пошла в 13:30. Это при том, что двадцать семь листов круассанов увезли отпекать на Марьевскую.
Конвектоматик работал без остановки почти двенадцать часов. Бургер, крендель, паштели, пита (мы её ещё и раскатывали; отлёжка, кстати, у неё была не час, как обычно, а больше четырёх часов, и раскатывалась она идеально), жулик, круассан, шоссон...
Иногда мне казалось, что я умираю. Потому что не знала, когда это закончится и закончится ли вообще. Но я не умерла, не сдалась. И сообразила сразу с утра поставить варить джем из апельсинов, и успела между двумя посадками бургера сварить ванильный крем. Хоть что-то.
Самое ужасное, наверное, было то, что пока я умирала в горячем цеху, в холодном Катюшка крутила булку, дневной бургер, больше семисот штук, четыре посадки на большую печь, которая не работала.
А в цеху у тестомесов месили и месили тесто на завтра.
Я умирала, но никто не останавливался.
Может быть, поэтому я не умерла.
Печку починили, но не полностью.
Но у меня впереди два выходных.
__________
Комментариев нет:
Отправить комментарий