а им не холодно

Эти туи укутанные по всему городу как стайки маленьких паломников.

после трех рабочих перед четвертым

В «Тортах» в очереди в кассу стоят двое детей лет одиннадцати. Девочка переполнена счастьем. Двумя руками прижимает к себе ворох хрустящих пакетиков с чипсами, нутеллу в пластиковой упаковке, что-то ещё. Мальчик тоже счастлив, но вдруг возвращается к стеллажам, поднимается на цыпочки и тянется к самой верхней полке за банкой энергетического напитка.

Девочка смотрит на мальчика, молчит, но мальчик отвечает:

– Он безалкогольный.

С трудом дотягивается, снимает банку. И, наверное, допускает, что девочке теперь тоже ещё чего-нибудь хочется.

– Хочешь чего-нибудь ещё?

– Я бы от жвачки не отказалась.

Мальчик выбирает «Ригли».

– Нет, вот эту (подороже). Какую ты любишь, фруктовую или мятную? Выбирай!

Мальчик немножко сомневается, но жвачки стоят одинаково. Он выбирает мятную, зелёную.

– Аня, если не вложимся, придётся от чего-то отказаться…

Аня не слышит, говорит:

– Купим ещё пакет, надо всё сложить.

– Сложим в рюкзак. В твой.

Аня не слышит.

Рюкзаки у обоих, у девочки пустой, у мальчика полный.

– Правило бедного человека, – говорит мальчик, как будто пытается шутить.

Аня не слышит. Удерживая пакетики одной рукой, второй пытается отцепить пакет от широкой стопки, вывешенной у кассы.

– Аня, мы не уложимся, нам придётся от чего-то отказываться, мы сложим всё в твой рюкзак, – голос мальчика крепнет.

Аня говорит:

– Не влезет.

И отрывает наконец пакет от стопки. И тут подходит их очередь.

Продавец первой берёт в руки банку с энергетиком, уточняет у коллеги:

– Можем мы такое продавать детям?

– Он безалкогольный, – мальчик почти в отчаянии и вовсе не потому, что ему хочется этот напиток. С другой стороны, если банку сейчас заберут, вырастет вероятность, что денег хватит.

– Мне всегда и везде такой продавали!

– Да, хорошо, я просто уточняла.

Продавец считает. Девочка смотрит на продавца, мальчик – на сумму на табло кассового аппарата.

– Девятнадцать рублей тридцать копеек.

– Сколько с нас?

– Девятнадцать рублей тридцать копеек.

– Сколько???!!!

Радостный мальчик вытаскивает двадцатку и десятку, руки чуть-чуть дрожат. Девочка счастливо смеётся. И оба почти в голос признаются:

– Мы насчитывали под тридцать.

– Тридцать копеек поищите, – говорит продавец и тоже сияет от счастья.

Дети больше ничего не берут. Рассчитываются. Складывают в пакет покупки и идут на выход. Мальчик забегает вперёд, открывает дверь перед девочкой и она с крошечной досадой говорит ему:

– Ну я сама!

А по пути к метро я видела молодого китайца. Он шёл из иняза, руками в толстых вязаных перчатках закрывая лицо, хотя на улице было всего минус четырнадцать.

к черту привнесенные энзимы

Самолёт «Аэрофлота» в ливрее ЦСКА. Он такой один во всём мире, а мы прилетели, сели и сразу его увидели

Я проснулась в 05.08 (по нашему времени – в семь, по-моему, очень поздно), накрылась с головой одеялом и читала с телефона учебник по приготовлению кондитерских изделий. Вычитала, что анис и бадьян – не одно и то же, но аромат у них практически одинаковый. Потом опять поспала и опять почитала. А после завтрака, конечно, поехала в магазин (конечно, на велике).

Было солнечно, но минус семь. Бесснежно и очень чисто. Солёную грязь в Берлине не используют, всё усыпано маленькими камушками (это стекло такое, или пластик, или они из другого материала). По имеющейся информации, весной камушки собирают специальными машинами, моют, сушат и складируют до следующей в них надобности.

Первый магазин, в который я еду, когда приезжаю в Берлин, – Russia (мы называем «русский»). Еду за настоящим сливочным маслом. В русском магазине оно польское (если интересно, белорусского в магазине – печенье «Слодыч» в ассортименте, соки: берёзовый «Асалода» и «Настоящий» в ассортименте, белитовские маски для волос. Остальная продукция, действительно, российского производства, но и немецкого тоже. А масло только польское. Обычное масло, из взбитых пастеризованных сливок, без «додаткув»).

Зная мою масляную придирчивость, мама в этом году к нашему приезду купила дорогущее какое-то масло, итальянское, из буйволиного молока. На вкус оно напоминает сливочное, на вид – свиной жир. В составе, помимо буйволиных сливок, какие-то молочные энзимы. Нет, я всё равно поехала в Russi'ю.

В Берлине их несколько, я еду в ближайший – на Бритц-Зюд (там магазин большой). Там, конечно, играет русский шансон (диски тоже можно приобрести) и продавец всегда одна и та же и говорит по-русски. Со мной она сразу и здоровается по-русски, она меня сразу опознаёт, хотя в Берлине я одеваюсь чёрт знает во что и на русскую мало похожа, как мне кажется.

А по пути в этот магазин я обязательно заезжаю на Хуфайзен.

иногда они сбываются сами

Вчера впервые за долгое время я оказалась в Колодищах засветло, увидела снова, что дома у нас теперь разноцветные (я забыла про это) и вспомнила, что когда сирень перед домом посадила, захотела стены своей квартиры снаружи раскрасить. Чтобы сиреневая сирень цвела на фоне не белой стены, а цветной. Но девчонки на работе сказали, что не разрешено у нас в стране раскрашивать самостоятельно снаружи дома. Я думала – будет свободное время, разузнаю, так ли это. А потом Геофизику начали благоустраивать и наш дом покрасили без всякого моего участия. Все дома покрасили, в разные цвета. Наш – в зелёный. А я хотела оранжевый или зелёный.

Свет в окошке

дождалась

В 08.29 выхожу на улицу Короткую, иду и слышу, как со станции бормочут что-то мужским голосом, потом слышу предупредительный свист, и в поле зрения въезжает электричка, до которой, я думала, ещё четыре минуты.

Я, конечно, ругаюсь, иду дальше и прикидываю, как теперь до работы добираться и что всё равно опоздаю.

Поезд останавливается, люди выходят, потом заходят, я иду и понимаю, что если бы сразу побежала, успела бы. А в поезд все уже зашли, но он стоит. А я – на середине Короткой, то есть метрах в пятидесяти от перрона, на котором недавно установили красивые лавочки. Иду. Поезд стоит. И люди стоят – в ожидании, когда электричка уедет и они смогут дорогу к станции перейти.

Думаю – побежать? По Короткой проезжает раздражающий трактор, медленно и громко. Невозможно определиться, где улицу перейти: перед ним или после него. Дёргаюсь, жду, дожидаюсь, он проезжает наконец, я перебегаю и бегу к электричке. Легко, у меня лёгкий-лёгкий пуховик и удобные ботинки, и рюкзак сегодня совсем не тяжёлый.

Люди стоят, поезд стоит почему-то, я залетаю в открытую дверь, и мужским голосом говорят: «Осторожно, двери закрываются!»

Дождались. Как будто они ждали меня. Как будто им сказали где-то: «Не трогайтесь без Беккер!»

Удивительно.

На работу не опоздала. Сегодня, примерно часа через два, сдаю последнюю в своей жизни газету.