Сегодня так нервничала, что съела целую упаковку рахат лукума. Не могла остановиться, ела и ела и по дороге туда, и там, и по дороге обратно, потом на вокзале пока билеты покупала, пока болталась по платформе. Засыпала (чем там рахат лукум посыпают) всё свое платье и даже нос выпачкала, мне на это указали какие-то работяги.
Сладости закончились. Села в поезд. Почти в пустой. Ничего не могу делать. Закрыла глаза. Жарко. Платье мятое. Поехали.
Когда подъезжали к Минску-Восточному, я увидела школу, которая там, рядом со станцией. Я вспомнила, что когда-то планировала, что Ленуся в ней будет учиться. Это было ещё в те времена, когда Ленуся ходила (когда я её водила) в детский сад в тридцати метрах от дома. С садиком нам повезло, а школы от дома были далеко.
Школы были (и есть) рядом с моей станцией в Минске, рядом с моей редакцией. В моих планах были все эти школы, но через месяц Ленуся пойдёт в ту, где она уже отучилась восемь классов – в нашу колодищанскую.
Всё произошло не само собой и несмотря на мой страх и мои волнения. Я боялась и волновалась, но делала. Так прошло восемь лет, ребёнок вырос, а у меня мало что изменилось, хотя тоже очень много всего произошло (не само собой).
Думаю, рахат лукум я ела зря.
Потом я шла домой раньше обычного. И увидела, что бульдозером (или экскаватором) разворотили палисадник у соседнего дома. Там всегда было много цветов. Все их похоронили под кучами грунта. Только несколько стеблей розовых флоксов лежали присыпанные землёй у подножия одной из куч. Я очень люблю флоксы, но не только поэтому не устояла, забралась туда, разгребла землю и попыталась стебли оторвать. Не вышло. Ещё сегодня ножницами умудрилась порезать указательный палец на левой руке и он саднит нещадно. Я сходила домой, взяла ножницы, вернулась и отрезала все стебли, которые было возможно. Они были смятые, но домой принесла, вымыла их под слабым душем, поставила в банку.
Я пытаюсь, конечно, жить по-другому, но не могу перестать ерундой заниматься.
Теперь цветы ожили, стали опять красивые и запахли.
Сладости закончились. Села в поезд. Почти в пустой. Ничего не могу делать. Закрыла глаза. Жарко. Платье мятое. Поехали.
Когда подъезжали к Минску-Восточному, я увидела школу, которая там, рядом со станцией. Я вспомнила, что когда-то планировала, что Ленуся в ней будет учиться. Это было ещё в те времена, когда Ленуся ходила (когда я её водила) в детский сад в тридцати метрах от дома. С садиком нам повезло, а школы от дома были далеко.
Школы были (и есть) рядом с моей станцией в Минске, рядом с моей редакцией. В моих планах были все эти школы, но через месяц Ленуся пойдёт в ту, где она уже отучилась восемь классов – в нашу колодищанскую.
Всё произошло не само собой и несмотря на мой страх и мои волнения. Я боялась и волновалась, но делала. Так прошло восемь лет, ребёнок вырос, а у меня мало что изменилось, хотя тоже очень много всего произошло (не само собой).
Думаю, рахат лукум я ела зря.
 |
| Эй, погоди горевать! |
Потом я шла домой раньше обычного. И увидела, что бульдозером (или экскаватором) разворотили палисадник у соседнего дома. Там всегда было много цветов. Все их похоронили под кучами грунта. Только несколько стеблей розовых флоксов лежали присыпанные землёй у подножия одной из куч. Я очень люблю флоксы, но не только поэтому не устояла, забралась туда, разгребла землю и попыталась стебли оторвать. Не вышло. Ещё сегодня ножницами умудрилась порезать указательный палец на левой руке и он саднит нещадно. Я сходила домой, взяла ножницы, вернулась и отрезала все стебли, которые было возможно. Они были смятые, но домой принесла, вымыла их под слабым душем, поставила в банку.
Я пытаюсь, конечно, жить по-другому, но не могу перестать ерундой заниматься.
Теперь цветы ожили, стали опять красивые и запахли.
Комментариев нет:
Отправить комментарий