а я осталась на земле

Есть такой безоговорочный рецепт: спать лечь пораньше, а будильник поставить за десять минут до того, как привык просыпаться. В моём случае действует всегда – высыпаешься и перед пробуждением снятся явные сны.

Сегодня мне наконец приснился астронавт, с которым мы уже давным-давно не виделись. Наконец отвлёкся от миссии, которую выполняет давно и где-то там.

Я знаю, почему он приснился. Накануне смотрела кино. А потом смотрела википедишную страницу отца актёра, исполнявшего одну из главных ролей. Отец с астронавтом похожи.

Дело десятое. А во сне астронавт очень подробно и очень спокойно объяснял, что вообще произошло и почему так дальше и должно остаться. Так – это не так, как сейчас, а так, как было недавно.

Его голубые глаза лучились будущим. А я смотрела на него и переживала: «Всё так, всё верно, но не перепутать бы соль с сахаром».

_____________

Если вы хотите меня поддержать – слушайте мои книги.

gut

Я люблю вставать рано даже в те дни, когда это не надо никому, кроме меня. Сегодня можно было долго спать, но я не стала – встала, чтобы путешествовать. Чтобы путешествовать не обязательно куда-то ехать. Путешествовать можно и там, где живёшь.

Я сегодня путешествовала в Brioche Paris – завтракать.

Было восемь и минус двенадцать

«Бриошь» – место, где всё идеально. Идеальная чистота, идеальный порядок, идеальная посуда, всё расставлено идеальными рядами и разложено идеальными горками. Я могу бывать там редко: они далеко и у них дорого, но иногда мне очень надо бывать в таких местах, чтобы выравниваться. Так же, как иногда очень надо путешествовать.

Напившись кофе, я пешком путешествовала в Goethe-Institut.

На пути к Богдановичу (к улице его имени и к памятнику ему) нашла чудесные ступеньки. Я вообще не думала, что в Минске есть такие ступеньки, а они, оказывается, есть.

По Богдановича шла – справа была Осмоловка с её чёрными чердаками и побеленными печными трубами, а слева – сплошной высокий серый забор, суворовцы за которым так дружно маршировали под залихватский марш, что дыхание перехватывало от желания подпрыгнуть что ли.

В очередной раз увидела любимейшее своё окно подъезда дома номер двадцать восемь на Киселёва (он же – двадцать четвёртый на Богдановича). Нигде в мире нет больше такой оконной рамы и когда её не дай бог реставрируют или даже просто покрасят, мир станет другим, к счастью, никто не делает пока попыток.

А в Приорбанке на Машерова, куда я зашла денежку поменять, музыка играла, как в бутике.

Уже на Старовиленской справа показался экспериментально-фурнитурный завод. Женщина перед ним убирала снег широкой лопатой. Стало жалко. Я почувствовала, как действительность материализуется и будто спрашивает даже: «Чего это ты от меня отворачиваешься?»

А потом, я ведь шла вперёд, я увидела фирменный магазин завода.

То, что было когда-то – унылый синтетический павильон на металлическом каркасе – было разрушено. Магазин переехал в здание. За новыми ярко-освещёнными окнами пестрели на полочках замки и кнопки. Это тоже была действительность.

А в институте сладко пахло выпечкой. Увлечённые беседой, две девочки со стаканчиками кофе шли из магазинчика внизу к лестнице, стройные и красивые, мужчина, тоже купивший себе там же кофе to go, обернулся на них, улыбаясь. Женщина машиной мыла мраморный пол.

Я забрала сертификат, подтверждающий, что Ленуся сдала экзамен по немецкому на уровень А 2-2.

кыно, выно и кожатае крэсла

– А какое вы любите кино? – спрашивает у меня молодой человек. Совсем молодой, годится мне в сыновья.

Ситуация не очень подходящая, я на заданную тему вспоминать не могу, поэтому говорю сразу:

– Мне Михалков нравится.

– Кто это?

– Никита Михалков...

– А... Я смотрел его «Двенадцать». Но больше ничего не смотрел. Но я всё посмотрю.

Встречаемся снова примерно через неделю. Я уже и забыла про кино.

– Ну вы даёте! Я пытался смотреть «Утомлённые солнцем». Полтора часа смотрел. Ничего не произошло за эти полтора часа. Думаю – скоро конец, глянул, а оказывается, ещё час до конца. Выключил и лёг спать.

– ...

– А что там дальше было?

– ... Котова арестовали.

– За что?

– За измену Родине. Да это ведь неважно.

Я была на четыре года младше, чем он сейчас, когда «Утомлённые солнцем» посмотрела. Этот фильм и «Брат» – за всю жизнь два единственных, которые, посмотрев, сразу пересматривала. Не знаю почему.

осталось три

Утром, когда до электрички оставалось минут двадцать (до выхода – десять), я узнала новость, от которой захотелось есть. Я засуетилась, что бы такое заглотить, и увидела, что плиту помыть надо. Появился выбор: не есть или не мыть. По утрам в таких случаях я всегда выбираю в пользу чистоты.

Плиту вымыла, на электричку успела. Приехала в город и поехала, чего давно хотела, в «Шоколадную ложку». Говорят, у них самый вкусный в Минске наполеон. Может, и правду говорят, потому что торт не выловить, быстро разбирают. Мне сказали, что пекут его утром, а в кондитерскую привозят вечером (выдерживают), и иногда он остаётся до утра.

Ехала я не очень напрягаясь – не будет наполеона, что-нибудь другое съем. Но наполеон был, три кусочка, я попросила самый большой. И, как обычно, американо.

До этого мне нравился наполеон в баре отеля Europe и ещё больше – наполеон в La Crete d'or. Они и теперь мне нравятся, но корона перешла от «Гребешка» к «Ложке».

Я сидела на диванчике лицом к двери, за которой было темно и грязь, в которую всегда превращается Минск, когда в нём выпадает снег.

Потом вышла, трамвай сразу приехал на остановку, как будто карету мне подали.

Поехала на работу делать первую из оставшихся трёх газет.

завтра точно куплю

Возвращалась с работы – заморозила лицо. Небо было голубо-розовое. Потом, пока стояла у банкомата в очереди, начались сумерки и я почувствовала, что хочется домой, как будто меня кто-то ждёт там с ужином, в чистоте, с включенной лампой.

И я вспомнила, что опять не успела купить сегодня лампочки.

малышкИ и бегемотики

Время сейчас в основном такое, что всё время хочется печенья. А печенье сейчас в основном такое – насквозь прохимиченное. Хорошее – редкое.

Я покупаю российское – «Малышок» или «Бегемотик Бонди». Это для детей, для совсем малышей. Маленькое, крохкое, несладкое. Овальное. Идеальное.

Но оно мало где продаётся. Покупаю его в магазине на Берестянской. Очень хороший, кстати, магазинчик. Маленький, а ассортимент богатый (муку можно купить хорошую, колбасу от Yesцi, адыгейский – один будет лежать, но он там есть) и «Халва» работает. И магазин работает с 7:30 до 23:00.

И вот сегодня зашла за печеньем и не купила. Всё. Скончылася.

Я пошла на работу. Работала там полдня. А после обеда не выдержала, прихожу к Никадамычу.

– Может, у вас печеньки есть?

– Нету, – говорит. – Всё съел.

И в этот самый момент ЕЕ, которая в одном кабинете с Никадамычем сидит и которую все в редакции боятся, произносит:

–  Юля, хорошо, что ты напомнила, я же принесла печенье, целый пакет.

И вытаскивает на свет целый пакет «Малышка».

Это был тот самый момент, когда понимаешь, что счастье есть и совпадения случаются, и мироздание любит меня, как я люблю хорошее печенье.

Ленуся, кстати, вечером позвонила, говорит:

– Я соскучилась по тебе и по сметане.

Мы с ней с понедельника не виделись. Завтра возвращается из командировки.

нет, не вещие

Я проспала, а Ленуся проснулась раньше. Обе из-за снов.

– Мне приснилось, что мы с тобой поехали  в Лондон на красной городской электричке, кондуктор был толстый и с усами, как Эркюль Пуаро. А в Лондоне ещё бабушка с нами была.

Учитывая, что сегодня малышка моя уезжает на областную олимпиаду по английскому, я расцениваю этот сон как хороший знак.

– И я приснила концепт лучшей в мире детской сладости, – Ленуся берёт стакан, этой же рукой открывает и закрывает кран, и садится за стол пить воду. – Знаешь, такая есть сахарная вата, которую жуёшь и она становится жвачкой?

– Какая жуть!

– Во сне ты тоже так говорила. А у меня был пакетик типа капризоне (соки Capri-Sonne она в Берлине пьёт, они с трубочкой, но не в коробочке, а в мягком пакете. – Прим. моё), пьёшь из него сладкий соус, потом он во рту становится жвачкой, а, когда его разжуёшь, опять превращается в сок.